Последние слова колчака перед расстрелом. Евгения соловова расстрел колчака
Золотой запас: разграблен, утоплен или зарыт?
Особую графу в биографии адмирала занимает, несомненно, золотой запас России, который белогвардейцы отбили у большевиков, а Колчак якобы спрятал где-то в Сибири.
По официальной версии, действительно, в конце ноября 1918 года золотой запас Российской империи на сумму 650 млн рублей (505 тонн) был перемещён в Омск и поступил в распоряжение правительства Колчака. Из них на закупку вооружения и обмундирования своей армии адмирал потратил 68 миллионов. Но золото не помогло белогвардейцам вернуть старый режим, они вынуждены были отступать. Недалеко от Иркутска, где магистраль контролировалась чехами, адмирала вынудили передать эшелон с золотым запасом под контроль Чехословацкого корпуса. Часть его они отдали большевикам. Но остальное пропало бесследно. Таким образом стратегический запас юного Советского государства похудел более чем на 30%!
С тех пор ученые и кладоискатели всего мира бьются над загадкой - где же находится утраченное золото.
Александр Колчак Фото: Commons.wikimedia.org
По одной из версий, сотни тонн золота через Владивосток были отправлены японцам, англичанам и чехам. Кроме того, почти двести тонн изъяли у Колчака сибирские партизаны - во время Гражданской войны многие промышляли грабежами. Однако доказательств этой версии нет.
По другой версии, Чехословацкий корпус утаил часть золота и тайно переправил его на свою родину.
Третья версия гласит, что чехи столкнули вагоны с запасом в Байкал, когда на кругобайкальском участке Транссиба на них напали партизаны. Вот и утопили золото, чтобы оно не досталось красным.
Ну и, наконец, самая интригующая легенда заключается в том, что Колчак зарыл золото где-то в Сибири, а это значит, что любому кладоискателю может улыбнуться удача в виде несметных сокровищ. И хотя большинство экспертов сходятся во мнении, что золотой запас Российской Империи давным-давно растрачен, это на протяжении долгих лет будоражит умы человечества.
В свое время даже сам Сталин санкционировал розыскное «движение». Специальные агенты, маскирующиеся под геологов, пытались добыть сведения о пропавшем золоте. И спустя сто лет поиски сокровищ продолжаются.
Анна Тимирева: куртизанка или жена?
Если посмотреть биографию Александра Колчака в различных энциклопедиях, там в разделе «Семья» содержатся следующие сведения: жена, Софья Фёдоровна Колчак (1876—1956), родилась в 1876 году в Каменец-Подольске Подольской губернии Российской Империи.
Анна Тимирева Фото: Commons.wikimedia.org
И ни слова об Анне Тимиревой, его роковой любви и гражданской супруге, которая осталась адмиралу преданной настолько, что даже добровольно пошла с ним под арест.
Они познакомились в 1915 году в Гельсингфорсе. В то время 43-летний Колчак был женат вот уже 11 лет. Анна, которая младше адмирала на 18 лет, тоже была замужем. Их сумасшедший роман продлился пять лет - именно столько прошло с момента первой встречи до расстрела флотоводца.
Виделись редко, порой не встречались месяцами, а когда Колчака в 1916 году произвели в вице-адмиралы и назначили командующим Черноморским флотом, их разлука продолжалась год. Это был роман в письмах. Страстный, стихийный и без особой надежды.
«Нас несло, как на гребне волны», — писала Тимирева впоследствии. Интересно, что и Сергей Тимирев, муж Анны, и Софья Колчак, прекрасно знали об их связи. Однажды жена адмирала даже призналась подруге: «Вот увидишь, он разведется со мной и женится на Анне Васильевне».
Окончательное решение было принято ими в 1918 году. Тогда, в мае, по службе Сергей Тимирев со своей женой Анной прибыл во Владивосток. А в июне, проездом из Харбина в Японию, туда же прибыл и Александр Колчак.
В Японию Александр Васильевич и Анна Васильевна уехали уже вместе. По их просьбе Сергей Тимирев подал заявление во Владивостокскую консисторию о желании расторгнуть брак с Анной. Полученное свидетельство о расторжении брака он отправил ей в Японию. Так Анна стала гражданской женой Колчака.
Когда в 1920 году адмирала арестовали и поместили в иркутскую тюрьму, она потребовала, чтобы ее отправили туда же. Последнее свидание между самоназванными супругами произошло за час до расстрела Александра Васильевича в его камере. За свою любовь Анна Тимирева заплатила 37 годами тюрьмы и ссылки. Реабилитировали ее лишь в 1960 году.
Расстрел адмирала: тело так и не нашли
Адмирала Колчака расстреляли в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года без суда и следствия на берегу речки Ушаковки, что впадает в Ангару.
Хотя некоторыми историками и утверждается, что приговор приведен в силу согласно постановлению Иркутского военно-революционного комитета, многие факты указывают на то, что бумага была составлена уже после расстрела, как оправдательный документ. Дело в том, что постановление датировано 7-м февраля, а в тюрьму за арестантом прибыли накануне ночью. Есть и текст телеграммы Председателя Сибревкома и члена Реввоенсовета 5-й армии И. Н. Смирнова, где говорится, что решение о расстреле Колчака было принято на заседании седьмого февраля.
Руководство расстрелом осуществлял председатель ГубЧК Самуил Чудновский, на чье предложение завязать глаза Колчак ответил решительным отказом, напомнив Чудновскому, что тот по званию комиссар, а он, Колчак, - флота русского Адмирал. А поэтому командовать своей казнью он станет сам. Приговор был приведён в исполнение под руководством самого Александра Васильевича. Тело расстрелянного адмирала сбросили в воду, под лед Ангары.
После смерти его возлюбленная Анна Тимирева пыталась забрать тело: «Прошу чрезвычайную следственную комиссию мне сообщить, где и в силу какого приговора был расстрелян адмирал Колчак и будет ли мне, как самому ему близкому человеку, выдано его тело для предания земле по обрядам православной церкви. Анна Тимирева». Однако резолюция на письме была однозначной: «Ответить, что тело Колчака погребено и никому не будет выдано».
Анна Тимирева Фото: Commons.wikimedia.org
Кстати, по данным историков, останки адмирала так и не были найдены - Ангара до мая покрыта льдом, а под ним - сильное течение, так что найти тело вряд ли представлялось возможным.
А роковой день, 7 февраля, увековечен в стихотворении Анны Тимиревой, единственной и жервенной любви убитого адмирала.
И каждый год Седьмого февраля
Одна с упорной памятью моей
Твою опять встречаю годовщину.
А тех, кто знал тебя, - давно уж нет,
А те, кто живы, - все давно забыли.
И этот, для меня тягчайший, день -
Для них такой же, как и все, -
Оторванный листок календаря.
«Частный корреспондент» публикует главу из романа «По царскому счёту, или Уметь профессионально жить и умереть».
Впервые о «белом» адмирале я услышала в нежном возрасте от одного из асов колчаковской контрразведки, служившего ещё в контрразведывательном отделении Главного Штаба старой армии. После поражения остатков Восточной армии в Приморье осенью 1922-го он остался в «совдепии» и последние сорок с лишним лет жил по «легенде».
Фигура Александра Васильевича Колчака не лишена определённого обаяния, острее всего чувствующегося именно сегодня. Случайных блокбастеров не бывает - появление фильма, подобного «Адмиралу», всегда свидетельствует о глубинном социальном запросе на подобный тип героизма. Образ «хорошего человека», волею судьбы и в силу собственного чувства долга оказавшегося на «плохом месте», вынужденного проводить непопулярную политику и совершать действия, идущие вразрез с его личными желаниями и целями, сейчас активно эксплуатируется, в частности, применительно к фигуре нынешнего президента
В своё время, будучи офицером контрразведывательного отдела при Штабе Верховного Главнокомандующего он читал письменный отчёт друга-коллеги о последнем этапе проведённой отделом операции и слышал развёрнутый комментарий, а спустя годы рассказал мне.
На мою долю выпало самое лёгкое: вспомнить подробности и, придав литературную форму, заложить в компьютер.
Они хотели провести показательный судебный процесс - не революционную месть, не большевистский самосуд, не расправу язычника над врагом. Чтобы не повторилось, как с царской семьёй!
Не для своих старались - для Запада. Чтоб, как положено, у приличных людей!
Только не получилось: суда над Колчаком не было. А было исполнение приказа Иркутского Временного Революционного Комитета по согласованию с Москвой - о расстреле.
Нервы у местных сдали: «каппелевцы», назвавшие себя так в память погибшего командира, теперь под командованием генерала Войцеховского, выставившего ультиматум освободить Верховного правителя адмирала Колчака и арестованных с ним, обогнув Байкал, наступали с востока, в Иркутске всячески проявляло себя антибольшевистское подполье.
Тогда и произошёл срыв: решение принял местный большевистский военно-революционный комитет при поддержке командующего 5-й армии Смирнова, и, конечно, с одобрения центрального правительства большевиков.
Не удалось одно - постарались другое: устроить показательный расстрел.
С обвинительным заключением, которое прерогатива только суда.
Пока читали слова , адмирал в шинели с поднятым воротником и на морозе в фуражке, как будто всё происходившее его не касалось, - знал приговор, который не мог быть иным , - разглядывал стоявших в оцеплении.
Когда «красный» начальник закончил чтение вслух и назвал «расстрел», Колчак произнёс «я хочу закурить!» и, не дожидаясь разрешения или отказа командовавшего расстрелом, направился к оцеплению.
Закурить не найдётся? - спросил он у стоявшего неподалёку красноармейца, а тот вместо ответа передал винтовку соседу, полез за пазуху и достал портсигар.
Один из старых портсигаров Колчака .
На помятом, не чищенном серебряном дне лежали несколько самокруток и слева сбоку, убранная под козырёк и прижатая к стенке для надёжной сохранности, как самая большая реликвия, одна папироса.
Можно? - спросил адмирал, показав на неё, и, не выпуская портсигар из рук, красноармеец кивнул головой.
Замёрзшими пальцами с запёкшейся кровью на разбитых костяшках Александр Васильевич попытался достать из-под загнутого козырька спрятавшуюся папиросу, и солдат, чтобы помочь, на шаг вышел из строя. Низко склонившись над портсигаром, адмирал тихо, чтобы услышал только стоявший рядом, выдохнул:
Простите меня и прощайте!
В линии оцепления в шинели красноармейца находился Генштаба полковник, офицер контрразведывательного отдела при Штабе Верховного Главнокомандующего Ромадин.
Его, Колчака, Штабе.
Один из тех офицеров, которые вместе с полковником Алмазовым приехали во Владивосток, а потом сопровождали его, Колчака, при переезде в Омск.
Один из тех, кто организовал и совершил военный переворот в Омске и поставил его, Колчака, Верховным правителем.
Тот самый, кто на станции Верхнеудинск проник в адмиральский вагон, окружённый вооружёнными чехами, и предложил ему операцию по освобождению. Тот, которому он, Колчак, отказал: не хотел многочисленных жертв ради лично себя.
Какой-то бывший по соседству с Ромадиным солдатик поднёс огонь, и, затянувшись, чтобы папироса зажглась, и с благодарностью кивнув ему головой, адмирал спокойно пошёл назад - к расстрелу.
Взглянув на команду, которая ждала приказа, сам встал на нужную точку и рукой отдал команду стоящему впереди оцеплению, чтобы вышли из зоны огня.
Вчерашние крестьяне из центральных губерний, силой согнанные в Красную армию, без слов поняли морской сигнал и сами, не дожидаясь команды своего начальства, раздвинулись в стороны, оставив пространство перед адмиралом.
В лёгком морозном тумане за невысокими деревьями явился другой берег Ангары с куполами Знаменского монастыря справа, а ещё намного правее совсем далеко, где после излучины река выпрямляется, закрытая сейчас от взгляда громадным католическим собором колокольня Харлампиевской церкви: там шестнадцать лет назад он венчался, - и адмирал перекрестился.
Приготовиться! - выкрикнул командовавший расстрелом главный иркутский большевик Ширямов, и за спиной адмирала клацнули затворы.
Повернись лицом! Я тебе говорю! - нервно закричал вчерашний слесарь, который никогда не командовал воинскими подразделениями, а опыта на расстрелах пока не набрался.
Всё впереди!
Так же выпрямившись, как в строю, адмирал спокойно повернулся на 180 градусов и встал, исполнив распоряжение.
По врагу революции огонь! - чуть взвизгнув от напряжения, крикнул Ширямов, и в паузу между последним словом и вылетом пули, Колчак быстро развернулся и оказался спиной к стрелявшим.
От выстрела Верховный правитель России покачнулся, по инерции сделал шаг вперёд и опустился на покрытую снегом, как одеялом, землю.
Словно заснул, обнимая её, родную! Которую так любил, и потому выбрал море. Чтобы при возвращении к ней, земля чувствовала его любовь.
Её предатели выстрелили в спину. Как убийцы.
Затем последовало продолжение: чтение приговора и расстрел Председателя Совета Министров Пепеляева и двух чиновников. Сначала те сильно нервничали, но адмирал показал, как нужно вести себя на расстреле, и они повторили, развернувшись и упав лицами в снег.
Потом расстреляли торговца-китайца, которого обвинили в шпионаже в пользу «белых». Фактически за то, что плохо говорил по-русски.
В китайском языке не существует слова «нет», а потому на все вопросы следователя подозреваемый отвечал «да».
Выполнив своё назначение, начальство в сопровождении расстрельной команды покинуло территорию, оставив на месте оцепление и тела.
Потом, как положено, собрали оружие, и, пока не поступила команда «стройся!», солдаты из оцепления сбились в группы на перекур.
Ромадин достал и открыл портсигар, вроде как, собираясь закурить, а стоявший рядом красноармеец протянул руку, и кивком головы хозяин разрешил взять самокрутку. За этой рукой последовали другие, и через минуту старый колчаковский портсигар был пуст.
Да, уж, эти генералы! - затянувшись дымом от самокрутки, в которой было больше травы, чем табака, сказал один из курильщиков. - Всегда так: последнюю папиросу у солдата заберут!
И остальные товарищи его поддержали.
До расстрела, во время и после Ромадин время от времени ловил на себе взгляды командира роты, стоявшей в оцеплении.
Поздней ночью накануне расстрела к тому в комнату при казарме, преодолев все кордоны, пришли три человека: двое постарше и один - совсем молодой.
Когда разбудили, то, сев на койке, спросонья не мог понять, что происходит, особенно когда сразу потребовали, чтобы сегодня рано утром провёл их на место будущего расстрела, а потому тут же ответил:
Двоих, тех, которые немолодые, знал с детства - выросли на одной улице, а парня видел впервые.
Как вы здесь оказались? - спросил он и не получил ответа.
Откуда знают, что его рота встанет в оцепление, если в курсе только трое, включая его самого, спрашивать даже не стал. Чтобы не казаться придурком.
Всё равно не ответят.
Нам нужно, чтобы ты взял нас на расстрел! - твёрдо повторил друг детства, и командир роты отказал, резко качнув головой.
В этот момент сидевший посерёдке молодой издал резкий звук и тут же получил от соседа локтем тычок в бок - чтобы не храпел.
Во время разговора старших он, туповатый деревенский парень, почти всё время спал и посапывал, периодически падая на кого-то из пришедших с ним и получив пробуждающий лёгкий удар, просыпался, чтобы осоловелыми глазами осмотреться, не понимая, куда попал и что здесь делает, и вызывая пренебрежение к себе у «красного».
Зачем нужно было тащить с собой?!
Начальство, небось, удивится, когда узнает, что твой родной брат служит сотником у генерала Войцеховского! - спокойно высказал предположение другой бывший соучастник по детским играм.
Интервенты пришли в Сибирь к Колчаку, соблазнённые обещанным им золотым запасом России, захваченным белогвардейцами, обещанными территориальными уступками, фактически разделом страны, бесконтрольным доступом к природным богатствам. А когда золотой запас был вывезен за океан, а М.В.Фрунзе нанёс колчаковщине смертельный удар, союзнички бросили адмирала и, захватив всё, что можно было захватить, бежали за океан. Из-за этого и случилась главная трагедия Александра Колчака.
Действительно, брат служил у «белых», и «красный» командир знал это и скрывал.
Он молчал, потому что лучше других понимал, чем ему грозило оповещение начальства, а в том, что эти сделают, не сомневался.
Я не могу взять троих! - сквозь зубы выдавил он из себя.
Двоих! - приказал бывший друг, и командир качнул головой.
Одного! Вот этого! - процедил он и, показав на соню-засоню, у которого от сладкого сна приоткрылся рот, а в углу собралась слюна, со злостью предупредил:
Если хоть что-нибудь попытается сделать , тут же застрелю!
От сильного тычка спавший приоткрыл коровьи глаза и, глянув на сидевшего напротив «красного», но, обращаясь ко всем, заспанным голосом спросил:
Ну, всё порешили?
Через два часа, … чуть пораньше, до подъёма, … приходи сюда - караульному скажешь: Степашин из 9-й роты отправил ко мне… Форму дам сейчас - приказано в шинелях: чтобы все выглядели одинаково…
Конечно, полушубки у всех разномастные и без нашивок: поди разберись, кто есть кто!
Запомнишь - «Степашин, 9-я рота»?!
Запомню! - ответил парень. - Я сам - Игнашин… 99-го…
Выглядел немного постарше, но кто его знает?! Во всяком случае, не отличается от служащих под его началом! Не побеги к «белым», то мобилизовали бы «красные».
И на всякий случай командир повторил:
Если что-то замечу, застрелю своими руками!
Очевидно, смертельная угроза подействовала, и парень на минуту проснулся, а потому осмысленно и молча кивнул головой, но тут же снова закрыл глаза и задремал.
В первый и последний раз сделаю! - почти скрежеща от злости зубами, сказал «красный». - А потом хоть убейте!
По рукам! - отозвался друг детства. - Моё слово знаешь!
А всё-таки, как вы сюда прошли? - снова поинтересовался хозяин, и на мгновенье ему показалось, что из-под полуприкрытых век сидевшего напротив сверкнула сталь, а потом понял, что ошибся: когда глаза полностью открылись, на него смотрел самый тупой взгляд, какой в жизни видел, - но взявшимся неизвестно откуда животным чутьём ощутил: если б отказал, то убили бы.
Так же тихо, как и прошли сюда.
Красному командиру ни в тот момент, ни позже как-то не пришло в голову, что участвовал в представлении, достойном великих творцов, потому что оно стало продолжением жизни: по пьесе, сочинённой, конечно, талантливым драматургом, в которой, подобно опытному режиссёру, распределил и срепетировал роли, а потом так же, как профессиональный дирижёр управляет оркестром, давая знак инструменту вступать, через падание и храп руководил обыкновенными казаками-станичниками, не имевшими опыта в переговорах, сидевший прямо напротив сонный придурок.
Конечно, до и после расстрела белогвардейской вражины «красный» командир не знал, что Ромадин ни на минуту не выпускал его из поля зрения: если что-нибудь в действиях того покажется подозрительным, то, подскочив сзади, почти вплотную, нанесёт в определённую точку без замаха короткий закрученный удар по восходящей. Мгновенное кровоизлияние в мозг. А убивать и не стоит: зачем брать грех на душу?! - всё равно не выживет! А если выживет - пусть много и часто благодарит Бога!
Главное, чтобы молчал и не показал на Ромадина!
Преподаватель-японец, один из трёх десятков учителей, которые работали с их группой, очевидно, догадываясь, кто его ученики, не тратил время на восточную философию, а все два года, пока они обучались под его руководством, основное внимание уделял отработке смертельных ударов в точки тела врага, доведя действия учеников до автоматизма.
Он учил их драться одному против нескольких и побеждать. И ещё обучал, как оказать помощь раненному напарнику и привести его в рабочее состояние, чтобы мог передвигаться. Чтобы не оставлять раненого.
Он много чему их научил и готов был заниматься и дальше, даже бесплатно, о чём заявил на экзамене по окончании своего учебного курса представительной комиссии, когда они демонстрировали, чему научились.
Достаточно! У них всегда при себе будет огнестрельное оружие! - ответил зампредседателя комиссии, и японец понял.
Он повернулся к группе и сказал:
Вы - мой лучший ученик!
И, сложив по-японски руки, поклонился им. В ответ они, как один, наклонили головы. В благодарность.
Их преподаватели были разными как по возрасту, так и по специальностям, и никто из них не знал, кого и для чего готовил.
Специалист-токсиколог считал, что читает курс военным фельдшерам, и был удивлён, когда начальство попросило уделять больше внимания приготовлению ядов. Профессор - специалист по радиотехнике, рассказывая о беспроволочном телеграфе и новейших достижениях в своей области, полагал, что преподаёт военным, которые повышают квалификацию в области связи, и удивился малочисленной группе, но потом, очевидно, объяснил себе интеллектуальной ограниченностью военного командования.
Только кадровые военные понимали, кого и чему они учат: стрелять из револьвера из любого положения, попадая точно в «яблочко», или наездничать, применяя джигитовку со стрельбой, - необходимо в первую очередь их же коллегам. Для нападения и для обороны.
После вручения их группе дипломов об окончании Николаевской академии начальник академии на прощание им сказал:
Вы - золотой запас русской армии... Не резерв, а ежедневно сражающийся!
Ромадин любил своё ремесло, и оно ему шло.
Только сейчас он об этом не думал. Как и о том, что сделает после падения «красного» на снег: отбиться от шестерых для него не проблема! Тоже натренировали - пять сокурсников плюс учитель. Если же не удастся уйти, выдернет из металлического цилиндра притёртую пробку и быстро закинет в рот облатку с цианистым калием, - одну из двух, спрятанных там.
Сейчас ни о чём не думал: мозг сам перерабатывал фиксированные глазами, ушами и каждой клеткой ромадинского тела сведения, чтобы потом отдать приказ ремеслу, которое, выбрав оптимальное решение, направляло доведённые до автоматизма действия.
Команда на построение для отвода почему-то задерживалась.
Тела оставались лежать - похоронная команда всё не приступала к обязанностям.
Стоявший с краю группы красноармейцев, Ромадин спиной почувствовал взгляд на себе, но оборачиваться не стал.
Подойди сюда! - позвал кто-то, очевидно, его, но Ромадин не обернулся: мало ли кого зовут!
Нужно помочь! - обратился к нему тот же голос, подойдя ближе и встав прямо перед ним. - Я - начальник похоронной команды, и мне не хватает людей! С твоим командиром договорюсь! А пока хожу, распорядись, чтобы начали выносить тела - возы слева, за деревьями!
Парень производил впечатление шустрого, в отличие от медленно соображающих крестьянских детей, - наверно, помощник приказчика. И в организации дела поможет.
У начпохкома действительно возникли большие сложности: сначала, рано утром, начальство приказало тела расстрелянных отправить под лёд на Ангаре, и выделило людей рубить полыньи, и полыньи подготовили, а часть людей забрали, оставив шесть человек, чтобы утоплять, - больше-то и не требуется!
Перед самым расстрелом начальство передумало, и поступил новый приказ: закопать подальше от города, чтобы никто не знал место, и, в первую очередь, чтобы случайно не всплыли и не возбудили местное население. Только к этому времени все рубщики были уже распределены на другие работы, и копать промёрзшую землю для пяти шестерым будет трудно.
Если б ему дали побольше саней, то стал бы просить ещё копателей, но возов не хватало, а на имеющиеся два вместе с ним и возчиками помещались не больше одиннадцати живых и пять трупов.
Верну прямо в казарму!
Забирай! - с облегчением, что избавился от навязанного: пусть теперь за его действия отвечает другой - сам захотел! - ответил «начальник» Ромадина и в придачу, чтобы не выглядело странным, что отдаёт лишь одного, предоставил непосредственного подчинённого.
Возвращаясь к своим могильщикам, начпохком увидел, как организованные новым прытким помощником его подчинённые тащат где-то сворованную рогожу, чтобы завёртывать тела.
Быстро обшарив на одежде Колчака карманы в поисках возможных оставленных записей, в одном из них Ромадин обнаружил только немного помятую коробку с единственной папиросой и, смяв её до конца, чтобы раскрошить до табака, тут же вернул на прежнее место.
Глаза бывшего Верховного правителя были полузакрыты, и бывший подчинённый закрыл их полностью. Пока тело не окоченело, Ромадин сложил руки адмирала на груди и увидел, что на него с изумлением смотрит боец похоронной команды.
Так у нас, у русских, принято! - строго ответил Ромадин на молчаливый вопрос и приказал: - Неси рогожу!
Зачем заворачивать?! Рогожа сгодится на другое! - сказал подошедший начпохком своему новому подчинённому.
Да чтобы солома в санях не пропиталась кровью, и запах не привлёк голодных волков! - ответил тот, проявив не городскую смётку, и объяснил начальнику: - Я служил в мясной лавке, и приходилось из деревень перевозить туши...
На самом деле, крови из тел вытекло мало - она замёрзла на выходе, и только отдельные красные пятна на белом, пустые гильзы и затоптанный снег свидетельствовали о расстреле.
Ещё раньше, так, чтобы никто не видел, Ромадин поднял одну гильзу и положил в карман.
Как доказательство.
Тело расстрелянного адмирала он бережно завернул в рогожу и, держа за плечи и поддерживая голову, чтобы не болталась, вместе с красноармейцем, который нёс за ноги, погрузил на сани.
Ромадину и его «товарищу» по роте как чужим пришлось ехать на возу с телами - лицом к ним, а тот от суеверного страха мелко и часто крестился, но, к радости спутника, всю дорогу молчал.
Зимний день короток, а потому смеркаться собиралось рано, и начпохком, к удовольствию Ромадина, отмечавшего время и фиксировавшего путь, после пяти с небольшим вёрст решил дальше не ехать, а закопать где-то поблизости, но в стороне от дороги.
Землю пришлось рубить топорами, и Ромадин начал готовить могилу для Колчака.
Зачем?! Всех в одну! - сказал начпохком, а подчинённый, показав свой опыт в захоронении покойников, ему ответил:
Одна для четырёх - нормально улягутся, а для пятого придётся очень глубоко рубить… И могут пораниться… Легче другую, ближе к поверхности!
Так и захоронили: тело Верховного правителя России адмирала Колчака лежит в отдельной могиле, и среди земли, покрывшей его, есть горсть, которую бросил в могилу офицер контрразведки при Штабе Верховного Главнокомандующего полковник Ромадин.
От своих.
Когда закончили дело , сумерки стали глубокими, а в город въехали почти в темноте.
Как обещано комроты, данных взаймы собирались везти до казармы, но на полпути Ромадин предложил их высадить - недалеко и дойдут пешком. К тому же согреются!
Зайдя за угол ближайшего дома, он вдруг остановился и, помотав головой, сказал спутнику - второму красноармейцу.
16 ноября исполнится 135 лет со дня рождения одного из руководителей Белого движения, Верховного правителя России Александра Колчака. Вопреки расхожему мифу, что злобные большевики арестовали адмирала и, практически сразу расстреляли, допросы Колчака шли 17 дней — с 21 января по 6 февраля 1920 года.
Колчак, пожалуй, одна из самых противоречивых фигур Гражданской войны. Один из крупнейших исследователей Арктики, путешественник, непревзойденный мастер минного дела во времена Первой мировой войны, убежденный монархист. Это одна сторона медали.
Но есть и вторая. У Белого движения было много вождей: Корнилов, Деникин, Юденич, Врангель, Май-Маевский, Шкуро, Семенов, Каледин, Слащев, Алексеев, Краснов… Но именно войска Колчака запомнились особенной жестокостью.
Когда адмирал взял власть в Сибири, то большинство населения восприняло это вполне благосклонно. Но Александр Васильевич был не очень хорошим политиком или чересчур доверял своим офицерам, которые, борясь с партизанами и прочими несогласными с властью Верховного правителя, не останавливались ни перед чем. Потом на допросах Колчак говорил, что ничего не знал о жестокостях, которые творили некоторые его офицеры. Но факт остается фактом — даже казаки из «Волчьей сотни» атамана Шкуро, воевавшие в рядах Добровольческой армии Деникина, а потом подчинявшиеся Врангелю, были ягнятами по сравнению с войсковым старшиной Красильниковым и прочими карателями адмирала Колчака.
Одним словом, крах колчаковской армии , во многом, — следствие недальновидной и не всегда умной политики прямолинейного, хотя и любящего Россию адмирала. Вопреки мифам, согласно которым злобные большевики захватили Колчака и сразу же предали его смерти, над адмиралом планировали провести суд. Причем, не в Омске и не в Иркутске, а в Москве. Но ситуация сложилась по-другому.
Вот выдержки из последнего допроса адмирала Колчака.
Алексеевский. Чтобы выяснить ваше отношение к перевороту, требуется установить некоторые дополнительные пункты. Между прочим, для Комиссии было бы интересно знать, — перед переворотом, во время и после него встречались ли вы в Сибири, или на востоке с князем Львовым, который тогда через Сибирь выезжал в Америку?
Колчак. Нет, с князем Львовым я не виделся, — мы разъехалась. Я виделся только с другим Львовым — Владимиром Михайловичем.
Алексеевский. Не имели ли вы от князя Львова письма или указания?
Колчак. Кажется, какое-то письмо из Парижа было во время моего пребывания в Омске, но это было позже, приблизительно летом. Это письмо не содержало ничего важного и относилось главным образом к деятельности той политической организации, которая была в Париже и во главе которой стоял Львов. До этого я со Львовым не имел личных сношений и никаких указаниий, переданных через него от кого бы то ни было, не получал. Письмо, о котором я говорил, было передано через консульскую миссию в Париже в июле месяце…
… Алексеевский. Скажите ваше отношение к генералу Каппелю, как к одной из наиболее крупных фигур Добровольческой армии.
Колчак. Каппеля я не знал раньше и не встречался с ним, но те приказы, которые давал Каппель, положили начало моей глубокой симпатии и уважения к этому деятелю. Затем, когда я встретился с Каппелем в феврале или марте месяце, когда его части были выведены в резерв, и он приехал ко мне, я долго беседовал с ним на эти темы, и убедился, что это один из самых выдающихся молодых начальников…
… Попов. В распоряжении Комиссии имеется копия телеграммы с надписью: «Произвести через Верховного правителя арест членов Учредительного Собрания».
Колчак. Насколько я помню, это было мое решение, когда я получил эту телеграмму с угрозой открыть фронт против меня. Может быть, Вологодский, получив одновременно копию телеграммы, сделал резолюцию, но во всяком случае в этом решении Вологодский никакого участия не принимал. Членов Учредительного Собрания было арестовано около 20, и среди них тех лиц, которые подписали телеграмму, не было, за исключением, кажется, Девятова. Просмотревши списки, я вызвал офицера, конвоировавшего их, Кругловского, и сказал, что совершенно на знаю этих лиц; и что в телеграмме они, по-видимому, никакого участия не принимали и даже не были, кажется, лицами, принадлежащими к составу комитета членов Учредительного Собрания, как, например, Фомин. Я спросил, почему их арестовали; мне ответили, что это было приказание местного командования, ввиду того, что они действовали против командования и против Верховного правителя, что местным командованием было приказано арестовать их и отравить в Омск…
… Попов. Каким образом сложилась их судьба и под чьим давлением? А ведь вы знаете, что большинство их было расстреляно.
Колчак. Их было расстреляно 8 или 9 человек. Они были расстреляны во время бывшего в двадцатых числах декабря восстания…
… Алексеевсский. Никаких особых указаний вы по этому поводу ему не давали?
Колчак. Нет, все делалось автоматически. На случай тревоги раз и навсегда было составлено расписание войск, — где каким частям находиться. Город был разбит на районы, все было принято во внимание. Никаких неожиданностей быть не могло, и мне не приходилось давать указаний. Накануне выступления вечером мне было сообщено Лебедевым по телефону или, вернее, утром следующего дня, что накануне был арестован штаб большевиков, в числе 20 человек, — это было за сутки до выступления. Лебедев сказал: «Я считаю все это достаточным для того, чтобы все было исчерпано, и выступления не будет».
Попов. Что он доложил относительно судьбы арестованного штаба?
Колчак. Он сообщил только, что они арестованы.
Попов. А не сообщал он, что на месте ареста были расстрелы?
Колчак. Они были расстреляны на второй день после суда…
… Попов. Расстрелы в Куломзине производились по чьей инициативе?
Колчак. Полевым судом, который был назначен после занятия Куломзина.
Попов. Обстановка этого суда вам известна. А известно ли вам, что по существу никакого суда и не было?
Колчак. Я знал, что это — полевой суд, который назначался начальником по подавлению восстания.
Попов. Значит, так: собрались три офицера и расстреливали. Велось какое-нибудь делопроизводство?
Колчак. Действовал полевой суд.
Попов. Полевой суд требует тоже формального производства. Известно ли вам, что это производство велось, или вы сами, как Верховный правитель, не интересовались этим? Вы, как Верховный правитель, должны были знать, что на самом деле никаких судов не происходило, что сидели два-три офицера, приводилось по 50 человек, и их расстреливали. Конечно, этих сведений у вас не было?
Колчак. Таких сведений у меня не было. Я считал, что полевой суд действует так, как вообще действует полевой суд во время восстаний…
… Попов. А сколько человек было расстреляно в Куломзине?
Колчак. Человек 70 или 80.
Денике. А не было ли вам известно, что в Куломзине практиковалась массовая порка?
Колчак. Про порку я ничего не знал, и вообще я всегда запрещал какие бы то ни было телесные наказания, — следовательно, я не мог даже подразумевать, что порка могла где-нибудь существовать. А там, где мне это становилось известным, я предавал суду, смещал, т. е. действовал карательным образом.
Попов. Известно ли вам, что лица, которые арестовывались в связи с восстанием в декабре, впоследствии подвергались истязаниям в контрразведке, и какой характер носили эти истязания? Что предпринималось военными властями и вами, Верховным правителем, против этих истязаний?
Колчак. Мне никто этого не докладывал, и я считаю, что их не было.
Попов. Я сам видел людей, открепленных в Александровскую тюрьму, которые были буквально сплошь покрыты ранами и истерзаны шомполами, — это вам известно?
Колчак. Нет, мне никогда не докладывали. Если такие вещи делались известными, то виновные наказывались.
Попов. Известно ли вам, что это делалось при ставке верховного главнокомандующего адмирала Колчака, в контрразведке при ставке?
Колчак. Нет, я не мог этого знать, потому что ставка не могла этого делать.
Попов. Это производилось при контрразведке в ставке.
Колчак. Очевидно, люди, которые совершали это, не могли мне докладывать, потому что они знали, что я все время стоял на законной почве. Если делались такие преступления, я не мог о них знать. Вы говорите, что при ставке это делалось?
Попов. Я говорю: в контрразведке при ставке. Возвращаюсь к вопросу о производстве военно-полевого суда в Куломзине.
Колчак. Я считаю, что было производство такое же, какое полагается в военно-полевом суде.
Попов. В Куломзине фактически было расстреляно около 500 человек, расстреливали целыми группами по 50 — 60 человек. Кроме того, фактически в Куломзине никакого боя не было, ибо только вооруженные рабочие стали выходить на улицу — они уже хватались и расстреливались, — вот в чем состояло восстание в Куломзине.
Колчак. Эта точка зрения является для меня новой, потому что были раненые и убитые в моих войсках, и были убиты даже чехи, семьям которых я выдавал пособия. Как же вы говорите, что не было боя…
Заверил заместитель председателя Иркутской Губ.Ч.К. К. Попов
На допросах Колчак, по воспоминаниям чекистов, держался спокойно и уверенно. Вот только последний допрос проходил в более нервной обстановке. Атаман Семенов требовал выдачи Колчака, Иркутск могли захватить части генерала Каппеля. Поэтому было принято решение расстрелять адмирала.
Приговор был приведен в исполнение в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года. Как писал впоследствии Попов, адмирал Колчак и на расстреле вел себя в высшей степени достойно и спокойно. Как и подобало русскому офицеру… Вот только Верховный правитель из блестящего морского офицера так и не получился…
Ещё версии расстрела Колчака
КАК БЫЛ РАССТРЕЛЯН АДМИРАЛ КОЛЧАК
Тот, кто более или менее внимательно изучал биографию Верховного Правителя России адмирала А.В. Колчака, знает эту версию. Когда ранним утром 7 февраля 1920 года на окраине Иркутска на берегу рек Ушаковки и Ангары при их слиянии раздался залп, Адмирал и премьер-министр в его правительстве Виктор Николаевич Пепеляев упали замертво и их тела, положив на санки, свезли к проруби, спустили в Ангару: «Плыви, дескать, Адмирал, в последнее своё плаванье», тела не уплыли далеко от места казни. Одежды на расстрелянных зацепились под водой за лёд, пристыли ко льду, и тела так и остались подо льдом, примерзли к нему. Спустя два с небольшим месяца, весной, когда началось снеготаянье, местные мальчишки, бегая по подталому льду Ангары, заметили тела подо льдом, сказали об этом родителям. Пришли взрослые, вроде это были казаки, либо зажиточные крестьяне, во всяком случае, не поклонники новой власти. Тела были извлечены из-подо льда. По одеждам, по лицам узнали в покойниках Адмирала и предсовмина (адмирала-то уж наверняка и в первую очередь опознали). Взрослые велели мальчишкам строго-настрого держать языки за зубами. Под покровом ночи похоронили Колчака и Пепеляева у церкви на территории Знаменского монастыря… И на могилу тайком долгие годы потом приходили поклонники Адмирала… Что уж дальше – неведомо. То ли тех, кто навещал могилу лидеров Белого движения в Сибири, выследили и взяли, то ли… Словом, было погребение и затерялось… Такая вот легенда. Она долго бытовала. Об этом писали в первые годы советской власти. Писали и в России, и за рубежом. Я читал об этом в иркутской периодике, в эмигрантских изданиях у Р.Гуля, у С.Мельгунова…
Скорее всего, ничего подобного всё ж таки не было. Если бы могила в самом деле существовала, о ней бы узнали и многие из иркутян, и, разумеется, чекисты. И если бы могилу ликвидировали, она бы осталась в памяти, как ликвидированная, было бы посейчас известно точное её местонахождение.
А что же было на самом деле? Какова истина?
Я слышал лет десять-двенадцать назад эту легенду и в пересказе простого охотника-промысловика в таёжном посёлке под Иркутском. Как-то не очень задумывался над её смыслом и сутью, потому что не верил. Знал и легенду о золотом (серебряном) портсигаре, который, якобы, был у адмирала Колчака. Адмирал, якобы взяв из портсигара папиросу, чтобы выкурить перед смертью, подарил портсигар одному из членов расстрельной команды. А одному из руководителей казни, председателю чрезвычайной следственной комиссии Самуилу Чудновскому, вроде бы передал свой носовой платок, в котором был спрятан яд. Адмирал предпочёл умереть как воин, от пули, а не от прибережённого яда. Знал я и о том, что будто бы вместе с Колчаком и Пепеляевым расстреляли в ночь на 7 февраля и какого-то палача-китайца, служившего у белых. Слышал и читал и о том, что Колчак вёл себя перед расстрелом молодцом, достойно, зато его сподвижник, премьер-министр Виктор Пепеляев совсем раскис, был перепуган, молил о пощаде, валяясь в ногах у коменданта Иркутска Ивана Бурсака (настоящая фамилия – Блатиндер. – В.П.). А после весь путь от тюрьмы и до места расстрела дрожал, впав в прострацию, бормотал слова молитв… В малодушное поведение Виктора Пепеляева, потомственного дворянина, генеральского сына, в его мольбы о снисхождении я не верил. Прежде всего, в роду Пепеляевых не было трусов. Напротив, у всех Пепеляевых-мужчин были букеты орденов на груди за храбрость и мужество. Сам Виктор Пепеляев, возглавляя почти год в правительстве Колчака сначала департамент милиции, потом – министерство внутренних дел, понимал, что ни на какое малейшее снисхождение исполнителей приказов рассчитывать ему немыслимо. Незачем унижаться. Понимал, по своей работе знал, что приказы подписывают свыше, а исполнители действуют безукоризненно чётко, ничем их не разжалобишь. Потом, если бы он трусил, боялся смерти, он имел возможность заранее о себе и семье позаботиться, скрыться за рубежом.
Так в чём же дело? Почему Колчака объявили храбрецом, спокойно и с достоинством выслушавшим приговор, так же достойно встретившим смерть, а Виктора Пепеляева назвали жалким трусом?
Зачем-то кому-то это было очень нужно, важно. Как и приплести к высокопоставленным расстреливаемым двоим безымянного китайца-палача. Вот не было в этом случайности! Как совершенно не было и правды. И если рассказы о золотом (серебряном – это по версии главнокомандующего войсками Верховного Правителя генерала К.В. Сахарова) портсигаре, о яде в носовом платке, и о том, что после первого залпа Колчак не упал замертво, в него не хотели целить, он сам скомандовал стрелять по-военному метко. Если всё это можно считать легендами, сочинёнными людьми, которым не хотелось верить в его обыденную мгновенную смерть, то рассказы о палаче-китайце и дрожавшем от момента зачтения приговора в тюрьме и до залпа Викторе Пепеляеве исходили от прямых руководителей расстрела.
Пытаясь докопаться до истины, что же всё-таки за этим кроется, я обратил внимание на одну, кажется, незначительную деталь. При расстреле на Ушаковке/Ангаре 7 февраля присутствовал врач-большевик Фёдор Гусаров. Роль его состояла в том, чтобы засвидетельствовать смерть Колчака и Пепеляева после винтовочного залпа. 45-летний врач-большевик, выпускник Петербургской военно-медицинской академии, соратник Ленина, в начале 1920 года работал врачом в военном Знаменском госпитале. В книге иркутского журналиста Г.Т. Килессо «Улица имени…» (Иркутск, Вост.– Сиб. кн. изд., изд. 3-е, 1989 г.) на стр. 268-й читаю: «Как врач Ф.В. Гусаров засвидетельствовал смерть Колчака после расстрела». Жизнь Фёдора Гусарова спустя несколько месяцев после этого прервалась. Нет, на Гусарова никто не покушался, он уже в феврале был неизлечимо безнадёжно болен. Его перевели из Иркутска в Омск, назначив заведующим Сибздравотделом, а 27 августа 1920 года он умер от туберкулёза и был похоронен в Омске на площади Красных Героев… О том, что при расстреле на Ушаковке присутствовал врач Фёдор Гусаров, в других воспоминаниях ни слова. Об этом журналисту-иркутянину Г.Т. Килессо рассказал в 1954 году бывший председатель Иркутского военно-революционного комитета А.А. Ширямов. Прошло четверть века со времени ночного расстрела, умер И.В. Сталин и настала хрущёвская «оттепель», Александр Ширямов был в возрасте, за год до кончины мог позволить себе быть более откровенным. Кажется, ну что ж особенного, что присутствовал врач? С другой стороны вопрос: а зачем присутствовал врач, так ли был необходим он там, на Ушаковке февральской ночью 1920-го? Притом ещё, что на весь стотысячный город в нём было всего 47 врачей, свирепствовал тиф и другие инфекционные смертельно опасные болезни, была масса обмороженных, раненых. Что отнимать от дел занятого по горло человека? Правда, что за нужда и благой порыв соблюдать какие-то формальности? Когда достаточно подойти к упавшим после залпа и, говоря современным языком, сделать контрольный выстрел. И – вся тут тебе фиксация смерти…
Я ещё вернусь к врачу Фёдору Васильевичу Гусарову, но сначала постараюсь определить, сколько же было всё-таки в числе участников казни, помимо дружины из семи-восьми человек, приводивших в исполнение приговор, тех, кто руководил ими?
Действительно, сколько же их было?
По воспоминаниям коменданта города Иркутска Ивана Бурсака – «дирижировали» расстрелом двое. Он лично и председатель чрезвычайной следственной комиссии Самуил Чудновский. Бурсак же в своих официальных воспоминаниях (есть ещё и неофициальные) называет и третьего. Коменданта местной тюрьмы. Бурсак не называет его фамилии, но комендантом тюрьмы был подпоручик (или поручик?) В.И. Ишаев.
Читаем у Бурсака:
«К 4 часам утра мы прибыли на берег реки Ушаковки, притоку Ангары. Колчак всё время вёл себя спокойно, а Пепеляев – эта огромная туша – как в лихорадке.
Полнолуние, светлая морозная ночь. Колчак и Пепеляев стоят на бугорке. На моё предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шёпотом говорит мне:
Я даю команду:
– Взвод, по врагам революции – пли!
Оба падают. Кладём трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в своё последнее плавание. Возвращаемся в тюрьму. На обороте подлинника постановления ревкома о расстреле Колчака и Пепеляева пишу от руки чернилами (Бурсак написал красными чернилами. – В.П.):
«Постановление Военно-революционного комитета от 6 февраля 1920 года за № 27 приведено в исполнение 7 февраля в 5 часов утра в присутствии председателя чрезвычайной следственной комиссии, коменданта города Иркутска и коменданта иркутской губернской тюрьмы, что и свидетельствуется нижеподписавшимися:
Председатель чрезвычайной следственной комиссии С. Чудновский.
Комендант города Иркутска И. Бурсак».
Две всего подписи. Ни коменданта тюрьмы, ни врача Гусарова автографов нет.
Теперь взглянем на публикацию А.А. Ширямова. Ширямов в своих, изданных в 1926 году в Новосибирске мемуарах, утверждает, что расстреливал Колчака и Пепеляева наряд левых эсеров в присутствии председателя следственной комиссии С.Чудновского и члена ВРК тов. М.Левенсона. Там же сообщает и о третьем расстрелянном – китайце, колчаковском палаче. Бурсака при этом не упоминает вовсе.
Самуил Чудновский, вспоминая расстрел, называет ещё и… священника. Ну, в это вовсе с очень большим трудом верится – что отъявленные безбожники большевики искали бы для своих заклятых врагов ещё и священника. Зато ни у одного из руководителей расстрела ни слова о враче Фёдоре Гусарове. Не странно? Ещё как странно. Фёдора Гусарова как будто бы старательно хотели вывести из круга присутствовавших при казни. Все! И Ширямов, и Бурсак, и Чудновский.
Ещё одна значительная странность. Шифровка председателя СНК В.И. Ленина из Кремля с указанием расстрелять Колчака идёт через зам. председателя Реввоенсовета республики Эфраима Склянского председателю Реввоенсовета – 5 (Пятой армии. – В.П.) Ивану Смирнову:
«Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Ленин. Берётесь ли сделать архинадёжно?».
Получив такую шифровку из Кремля, Иван Смирнов даёт указание Александру Ширямову:
«Ввиду движения каппелевских отрядов на Иркутск и неустойчивого положения советской власти в Иркутске, настоящим приказываю вам находящихся в заключении у вас адмирала Колчака, председателя совета министров Пепеляева с получением сего немедленно расстрелять. Об исполнении доложить».
Иван Никитич Смирнов – величина в большевистской иерархии в то время сверхзначимая. Ленин и Троцкий – на равных, Смирнов – правая рука Троцкого. Получив приказ Смирнова уничтожить Колчака, Ширямов, кажется, должен был бы лично проконтролировать «архинадёжное» выполнение приказа. Ему известно, что такое партийная дисциплина. В партии не новичок. Он отвечает за это головой. И, значит, он должен лично убедиться, своими глазами узреть, что сделано всё, как надо. Архинадёжно. Почему же он тогда лично не удосужился прибыть на берег Ушаковки/Ангары? Иркутск 1920-х не очень крупный город, недолго из центра до любой окраинной точки добраться, хоть одна машина, на худой конец конская повозка найдётся для поездки председателя ВРК к месту события. Для С.Чудновского нашлась. У И.Бурсака в официальных воспоминаниях читаем: «Через некоторое время туда (в тюрьму. – В.П.) подъехал и Чудновский». А может, всё-таки Александр Ширямов удосужился, прибыл, присутствовал при расстреле? Но если да, если был лично, то почему позднее ни сам, никто другой ни словом о том не обмолвился? А может, потому, что на берегу Ушаковки при впадении её в Ангару дальше, после залпа, разыгралось такое, о чём председателю Иркутского ВРК потом только одного и хотелось всю оставшуюся жизнь: забыть, не помнить об этом? Уж не говоря о том, что это было государственной тайной…
Обращает на себя внимание факт, что после установления советской власти А.Ширямов, популярнейший в Сибири наравне с Н.Яковлевым, П.Постышевым, Д.Зверевым, занимал до кончины в 1955-м довольно скромные посты. В 1921 – 1923 годах – секретарь Омского губкома, с 1923 года подвизался в Наркомпросе, возглавляя там бюро советского краеведения. Для 40-летнего заслуженного-перезаслуженного боевого революционера, по заданию Кремля руководившего возвращением в центр России золотого эшелона, постишко не по заслугам малозначительный. Может, причина не в том, что ему не давали более высоких постов из-за того, что впал в немилость, а попросту нельзя было эти высокие посты доверять? Может, причина та же, что и у Фёдора Лукоянова? (Напомню, Лукоянов – председатель Пермской губчека в 1918 году. По рангу он должен был присутствовать при расстреле царской семьи в Екатеринбурге, но не присутствовал. Укатил незадолго до кровавой трагедии в Ипатьевском доме в Пермь. А после екатеринбургской расправы с Лукояновым случился нервный срыв, и он потом тридцать последних лет тоже был в тени, на незначительной должности.) Не то же ли примерно случилось и с Ширямовым? И если так, то отчего?
Но всё-таки, однако, сколько человек присутствовало в ночь исполнения приговора Иркутского ревкома на Ушаковке? Может, список такой: А.Ширямов, М.Левенсон, С.Чудновский – точно. Бурсак и комендант тюрьмы Ишаев – под вопросом. (И.Бурсак мог написать строки о приведении приговора в исполнение позднее, не присутствуя при казни, под диктовку А.Ширямова. – В.П.). И обязательно был при расстреле врач-большевик Фёдор Гусаров. О его присутствии проговорился (а может, стонало годы и десятилетия в душе, захотел выговориться, тяготился тем, что унесёт с собой тайну?) Александр Ширямов в 1954 году журналисту Г.Т. Килессо.
Зачем всё-таки был привлечён к участию в расстреле врач Фёдор Гусаров? Какая ему отведена была при этом роль? Терпение. Чуточку позднее об этом.
А пока обратимся к неофициальным воспоминаниям Ивана Бурсака. (В 1969 году, тогда к юбилею поражения белых войск на Восточном фронте, взятию Иркутска и казни Колчака готовился сборник «Разгром Колчака». 74-летний Бурсак оставался, пожалуй, единственным живым участником всемирно известного расстрела в Иркутском Знаменском предместье на р. Ушаковке. Бурсак тоже почему-то после Гражданской войны был не при больших делах, на какой-то хозяйственной работе.)
«Перед расстрелом Колчак спокойно выкурил папиросу, застегнулся на все пуговицы и встал по стойке «смирно». После первого залпа сделали ещё два по лежачим – для верности. Напротив Знаменского монастыря была большая прорубь. Там монашки брали воду. Вот в эту прорубь и протолкнули вначале Пепеляева, а затем Колчака вперёд головой. Закапывать не стали, потому что эсеры могли разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так концы в воду».
Обратим внимание на количество залпов, называемых Бурсаком: первый – на поражение, еще два – для верности. Нужно ли было в чём-то сомневаться, что-то удостоверять (живы-мертвы ли?) после такой обильной пальбы по врагам революции врачу Фёдору Гусарову? Тем более, что трупы расстрелянных Колчака и Пепеляева протолкнули в большую прорубь. Ну, скажем, в большую прорубь и проталкивать расстрелянных не надо. По Бурсаку выходит, что, готовя расстрел, не позаботились даже о том, чтобы загодя выдолбить во льду свою прорубь. Для того, чтобы «концы в воду». Воспользовались для своих дел прорубью инокинь Знаменского монастыря. Да уж нет. Уж, наверно, если готовились к ликвидации, а потом к «концам в воду», то подсуетились для такого дела основательно. Свою прорубь приготовили. И не совсем рядом с прорубью монахинь должна была быть эта своя спецпрорубь. Скажем так, чрезвычайная прорубь. Ведь приди утром монахини по воду к привычной проруби, какую бы картину они узрели на месте расстрела? Снег утоптан, взрыт, кровь, гильзы. И только ли это? Какие-то, неведомо откуда привезённые сани-розвальни (кто в них впрягался, – кони, люди? – куда они потом исчезли?!), на которых подвозили к проруби расстрелянных. Правда, а куда подевались сани, на которых подвозили трупы к ангарской проруби? Молчание об этом.
В сентябре 1993 года, 9 сентября, я смотрю по надписи на подаренной мне Г.Т. Килессо при встрече в Иркутске книге. Георгий Тимофеевич пересказывал мне слышанное от А.А. Ширямова о проруби на Ангаре так. Прорубь эту, конечно же, подготовили заранее. Достаточно широкую. Не в один квадратный метр площадью. С выходом из тюрьмы к месту расстрела медлили. Вроде как из-за отсутствия машины. Машины, конечно, в Иркутске были. Не такой, как сейчас огромный парк, но были всё же. Но почему-то ставшие хозяевами города большевики не могли их сыскать. Так вот, пока искали машины, потом, не найдя, отправились от тюрьмы вдоль Ушаковки к Ангаре пешком, прорубь затянулась на морозе льдом. Ходьбы от тюрьмы до берега Ангары самое большее 20 – 25 минут. Непонятно, что было ждать машины, что искать её? Чего-то или кого-то другого, может, ждали, искали? Когда грянули выстрелы и можно и нужно было прятать «концы в воду», пришлось долбить вновь образовавшийся на ядрёном морозе лёд. Когда свежую корку льда вскрыли, сбросили в прорубь тела… Не правда ли, странное знание таких детальных подробностей у не присутствовавшего при расстреле председателя Иркутского ВРК Александра Александровича Ширямова? Услышанные в пересказе Бурсака или Чудновского подобные мельчайшие детали трудно сохранить в памяти треть века. Тут, пожалуй, нужно быть очевидцем, участником, организатором.
Вернёмся теперь к двум деталям. К тому, что вместе с Верховным Правителем и предсовмина В.Н. Пепеляевым был расстрелян и китаец-палач, и к тому, что после зачтения постановления Иркутского ревкома В.Н. Пепеляев повёл себя недостойно.
Зачем так настойчиво, навязчиво подаётся деталь о каком-то безымянном палаче? Зачем столько много говорится о постоянно дрожащем перед близкой смертью, бормочущем молитвы Пепеляеве, которому выговаривают: «Встаньте, постыдитесь, умереть достойно не можете». И зачем на его фоне адмирал Колчак очень выпукло преподносится как образец достойнейшего поведения перед лицом смерти? Ведь ни тени, заметим, не брошено на репутацию Адмирала. Репутация наоборот старательно преподнесена безупречной.
А в этом, думается, есть продуманность глубокая. Эти «несущественные» детали (рассказ про некоего мелкого палача, про дрожащего Пепеляева) и назначены для отвлечения. Остальное, остальные подробности – для горького, но удовлетворения всех тех, кто в России и за рубежом почитатель Адмирала. Адмирал жил достойно и принял смерть достойно. Как подобает вождю Белого движения. Это, как главное, и врезается в память. А детали. Они должны быть, естественно, они даже помнятся. Они тоже важны для знавших Адмирала. Но они существенны постольку-поскольку. Хотя именно детали и призваны высвечивать, оттенять величие Адмирала, его презрение к палачам перед ликом собственной смерти. Одна деталь (Пепеляев молил о пощаде) – мало, две (в довесок – китаец-палач) – уже кое-что, уже даже вроде как достаточно для пущей достоверности происходивших событий. После этого вполне естественным кажется, что следом за расстрелом Колчака и Пепеляева тела их спустили в прорубь. «Плыви, Адмирал, в своё последнее плаванье!». Что ещё в этот плавный, лучше сказать естественный, ход событий, кажется, может затесаться?
А вот здесь, сразу после расстрельного залпа, кажется, и могло, и должно было настать и наступило время действий врача-большевика Фёдора Гусарова, о котором я уже упоминал не однажды.
Я начал свой рассказ о расстреле Колчака и Пепеляева с того, что после того как их казнили и спустили тела в прорубь, тела их не уплыли далеко, были вскоре увидены иркутскими мальчишками, дети сообщили взрослым, взрослые предали тайно тела земле.
«Архинадёжно» убить Колчака и Пепеляева поручено было сибирякам. Они прекрасно знали местные условия, знали, что просто спустить в воду трупы расстрелянных – это ещё не значит упрятать концы в воду. Где-то да всплывут тела. Температура воды в ледяной Ангаре такая, что лица, одежды будут в полной сохранности при весеннем вскрытии реки. По лицам и одеждам определят, кого вынесла, прибила к берегу Ангара. Предадут тела земле, к могилам потянутся люди. А перед расстрелом иркутские чекисты и ревкомовцы, надо полагать, крепко подумали, чтобы не осталось абсолютно никаких следов. Что для этого нужно сделать? А нужно сделать так, чтобы ни по лицам, ни по одежде, всплыви где-то трупы, никто в них не смог ни в коем разе опознать Верховного Правителя и предсовмина Виктора Пепеляева. Как это сделать? Просто. Обезобразить до неузнаваемости лица, тела, одежду! Вот для чего, скорее, – а не для засвидетельствования смерти Колчака потребовалось присутствие врача с большим дореволюционным стажем партийной работы Фёдора Гусарова. Как врач он, конечно, хорошо знал, какие яды-кислоты для этого нужны, какие всего действеннее; как практикующий в госпитале врач, имел к ним неограниченный доступ. Клятва Гиппократа – одно, революционная целесообразность и железная партдисциплина – другое… Верится и в то, что залпов было несколько. Только… Только никак не для верности, что не остались в живых жертвы, если ещё и теплятся в жертвах какие-то признаки жизни, в воде подо льдом захлебнутся, – а для того, чтобы выстрелами строго в лица, винтовочными, а, может, вдобавок и револьверными, в упор, пулями измолотить, обезобразить до неузнаваемости лица расстрелянных, потом ещё для верности обработать кислотами-ядами. А после ещё, чтобы не узнали по одежде, по телам, облить горючей смесью и поджечь. В санях-розвальнях. А уж тогда, когда ни лиц, ни одежд, ни тел невозможно будет узнать, – тогда «Плыви, Адмирал, в последнее своё плаванье!». Отнюдь не ново. Екатеринбургские наработки полуторагодовой давности с царской семьей после расстрела в Ипатьевском доме были. Только тогда по глупости чуть не в открытую собирали по всем аптекам Екатеринбурга бутыли с кислотами. В Иркутске действовали умнее, наученные опытом. Или, может, приказом из Центра: «И чтоб никаких следов! Никогда и нигде!». Вот почему, думаю, студёная Ангара потом не выдала никогда ни адмирала Колчака, ни его сподвижника Пепеляева… Вот почему свежеприготовленная прорубь на морозе затянулась толстой ледяной плёнкой и так надолго, почти до рассвета, почти до 5 утра, затянулся ночной расстрел на Ушаковке… Или каннибалистский шабаш, не знаю, как уж и назвать.
Всего лишь версия. Ничем её подкрепить спустя 86 лет невозможно. И вовсе не хочется думать, что именно такой, какой мною нарисована картина, была она в действительности. Но думаю, что реальная картина была очень и очень схожа с той, которую я написал…
Валерий ПРИВАЛИХИН
Расстрел Колчака
(отцу рассказывал дед, несколько раз и со значением)
Имел место в г. Иркутске зимой 1920 года.
Дед видел, как адм. Колчака вели на расстрел, из
окна гимназии (отец помнит название, я забыла).
Адмирал шел, заложив руки за спину, и курил трубку.
Следом за ним двое волокли его помощника (?),
который плакал, цеплялся за них, пытаясь целовать им
сапоги, и выкрикивал: "По недоразумению, братцы, по
недоразумению!" Адмирал один раз вынул трубку изо
рта, чтобы сказать: "Перед кем унижаешься, сволочь?" --
дальше шел молча, куря трубку, заложив руки назад.
Дед (большевик с ранних лет; правда, в гимназии он был
левым эсером -- все соученики разбились по партиям,
на уроки носили шашку, у кого-то было и огнестрельное)
рассказывал отцу про Колчака, что тот будто бы выслужился
из самой простой семьи (но он на самом деле сын офицера-
артиллериста, и даже ученый; основал (вроде бы, хотя и
это странно) Иркутский Университет); что в 1905 году,
когда матросы срывали с офицеров знаки отличия и
отбирали именное оружие, приступили с этим и к Колчаку,
он же вынул шашку и бросил ее в море со словами: "Не
вы мне ее дарили, не вам и снимать." Шашка будто бы
была именная, подарок государя императора. "Ты ведь
знаешь, почему Колчака расстреляли? Был приказ --
чехи уже шли, боялись, что они его освободят." Это
не очень понятно; чехи именно держали адм. под стражей
и выдали большевикам, кажется.
Юлия Фридман
Протоколы заседаний Чрезвычайной Следственной Комиссии по делу Колчака
Гибель любого человека – это трагедия. Особенно грустно, когда уходит выдающаяся личность. Годы Гражданской войны лишили Россию многих великих военачальников. Но одно дело погибнуть на поле боя и совсем иное быть расстрелянным без суда и следствия, как, например, адмирал Александр Колчак, которому перед смертью даже не зачитали приговор.
Моряк, полярник, адмирал
История не терпит сослагательного наклонения. Тем не менее, если предположить, что в России не случилась Октябрьская революция, об адмирале Колчаке мы бы узнали из энциклопедии великих полярных исследователей. Родился Александр Васильевич Колчак в 1874 году. После окончания Морского кадетского корпуса в 1894 году, его командируют на Тихоокеанский флот. Ненадолго. Спустя четыре года по приглашению известного покорителя Арктики Э.В. Толя Колчак вместе с ним отправляется в арктическую экспедицию. Будущему адмиралу отвели роль гидролога и метеоролога. Во время экспедиции предполагалось обнаружить знаменитую землю Санникова. В том что она существует на самом деле, полярники даже не сомневались. В ходе экспедиции были открыты новые земли. Одному из островов присвоили имя Колчака. Но, к сожалению, Толь из этого путешествия не вернулся. Впоследствии Колчак командовал эсминцем при битве за Порт-Артур. Был в японском плену, по возвращении из которого продолжил полярные исследования. Во период Первой мировой войны Колчак отличился при разминировании минных полей на Балтике и был произведен в чин вице-адмирала. Вскоре его назначили командующим Черноморским флотом.
Верховный правитель России
Когда начались потрясения 1917 года, страна вместо Временного правительства ждала руководства сильного человека, которым, по мнению многих, должен был стать именно Колчак. Испугавшись конкурента, Александр Керенский отправил Колчака в США на два месяца как морского специалиста для консультаций. Когда адмирал уже после прихода к власти большевиков возвращался через Дальний Восток в Россию, он узнал о мирных переговорах новой власти с Германией и расценил данный шаг как предательство. Колчак оставляет службу в России и переходит в английский флот. Однако англичане посчитали, что ему будет лучше возглавить антибольшевистские силы, и отправили его в Россию. В это время большевики терпели поражение за поражением. В Омске было создано Временное сибирское правительство. Колчак становится его военным министром. Но 18 ноября 1918 года это правительство было свергнуто военными, желавшими установить в стране военную диктатуру и поставить во главе А.В. Колчака. Вскоре адмирал был провозглашен Верховным правителем России. По мере успехов армии Колчака, который, освободив Урал, двигался к Волге, его власть признали остальные руководители Белого движения.
Расстрел
К осени 1919 года удача изменила Колчаку. Ему пришлось вести войну на два фронта, что неминуемо вело к поражению. С одной стороны, на него наседали красные, а с другой, путались под ногами партизаны из среды эсеров и различные банды. Во время отступления в Иркутск белочехи, составлявшие костяк армии Колчака, спасая свои жизни, предали Верховного правителя России, отдав его в руки большевиков.
Александра Колчака арестовали 15 января 1920 года в Иркутске. Однако город вскоре окружили верные адмиралу части генерала Сергея Войцеховского, потребовавшие выдать им Колчака. Иркутский Временный революционный комитет запросил Москву на предмет, что делать. Ответ В.И. Ленина был однозначным: никаких сведений о Колчаке не распространять, а когда город займут части Красной Армии телеграфировать, что с адмиралом поступили так-то и так-то из-за опасности белогвардейского мятежа. На деле это означало убийство без суда и следствия. Не теряя времени даром, председатель губчека Чудновский вручил постановление о расправе над адмиралом военному коменданту Иркутска Бурсаку и приказал подготовить расстрельную команду из коммунистов. Когда А.В. Колчаку зачитали постановление о расстреле, он воспринял данное известие спокойно, лишь возмутившись, что его не предали официальному суду. На это Чудновский сказал, что с ним поступят так же, как подручные Колчака поступали с красными командирами. В четыре часа утра 7 февраля 1920 года Колчака вывели на берег реки Ушановки, притока Ангары. Без приговора и предъявления каких-либо обвинений Верховный правитель России был расстрелян, а его труп был брошен в прорубь.
